| КАК Я СЪЕЛ СОБАКУ |
| Узбекская СССР, г. Джума |
Я уж конечно и сам понял что до неприличия затянул с написанием очередного рассказа по истории моего доблестного ратного труда. Меж тем, нет повода для волнений, коль скоро на моем жизненном пути гнездится еще тьмищща неимоверных сюрпризов. Писать непереписать!
И ещё кто-то Зоркий Глаз, пролистнувший предыдущие сюжеты, может заметить, что я по-ходу (повествования) неизменно состоял на Службе Государевой в должности военлёта, но внезапно тут вдруг обнаружился контрабандно летающим на боевой машине Ан-2, мирно дихлофося средних азиатов. Но с этим как раз всё просто: история перемещения меня из Гражданского Флота в ВэВээС ещё не написана.
Дефолиация хлопчатника (фото из интернета)
КАК Я СЪЕЛ СОБАКУ
У Евгения Гришковца есть рассказ с таким названием. Драма его повествования не в том, что он трапезничал "другом человека", но там перед нашим взором предстаёт вся жизнь еврейского мальчика во время службы матросом на корабле. Вы представили? Вот да, именно так всё и было. Народ прёцца. И собака там лишь маленький эпизод в бесконечной цепи фантасмагорических событий советской ещё действительности, когда тебя внезапно вырывают из привычного и понятного тепла и уюта родного дома в суровую мужскую действительность.
Я тоже в своей жизни ел собаку, причем ел более изощрённо. Не буду гнаться за славой Гришковца, ибо слава сама меня найдёт (но это будет очень потом, когда народ по-полной въедет в то, о чём я пишу).
Как мы летели в страну Лимонию, как работали на хлопке и как отдыхали – всё это должно было бы быть описано доселе, но пока ждёт своего часа. Сейчас я лишь про собаку, ну и немного про мир с левой резьбой.
И я постараюсь не изнурять вас нанизыванием незначительных деталей на несущественные подробности сюжета, списанного с потрескавшегося потолка, как у этого знаменитого писателя (ну, как знаменитого... он – как чукча, что видит, о том и поёт). Я буду по делу краток – именно здесь зарыта c
Ну вот представьте, сижу я в так называемой гостинице села, вернее, кишлака Джума, недалече от Самарканда. Это всего лишь одноэтажный глинобитный домик – здание медпункта. Я сижу у открытого окна и пытаюсь решать какие-то задачки. Я только что поступил в институт на заочное и нужно готовиться к сессии. Командир, правак и техник с механиком храпят после принятой на грудь дозы узбеццкого гостеприимства. В экипаже я исполняю роль электромартышки – единственного мастера по всем авиа кулонам на группу из пяти самолётов из Запорожья, прибывшим на дефолиацию хлопчатника и разбросанным теперь по всей самаркандской области (не буду уж вникать в технические детали сбора "белого золота").
Вдруг как в сказке c
Не-е, про штаники вы сейчас не то подумали. Дело в том, что до этого всех особей женскага полу здесь мы видели исключительно в платках и в таких специальных разноцветных персидских штанцах. Короче, вы знаете, чего тут объяснять. А эта, эта – в пионерской такой юбчонке, далеко выше колен.
В общем, выплывает эта красавица из темноты (а время, надо сказать, было где-то уже за полночь. Возвращаемся-то мы в гостиницу очень поздно, поскольку на аэродроме – там крайняя посадка обычно была с фарами, уже затемно, затем ужин с хозяевами ну и с подогревом, обязательно. Ой, а вставать же ж в 5 утра). Тем не менее, красавица вот она реальная, даже потрогать можно. Подходит и говорит: "здравствуй". И ничего больше, здравствуй и всё.
A я то к этому делу и не готовился. Прикид на мне, опять же, где-то в трусах на босу ногу. Да и нюх уже потерял в искусстве охмурения, ибо два года как женат, а в подобных делах неустанная тренировка важна. Только ответный "привет" из себя и выдавил.
Ну как-то всё же разговор завязался. Выяснилось, что работает она в той же харчевне где нас ужинают, только мы её не видим – у неё ещё нет допуска на подход к клиенту (хотя подглядывать с кухни разрешается).
Немного понадобилось времени чтобы выяснить, что эта Звезда Востока желает познакомиться с лётчиком, всенепременно холостым (у вас ведь есть такие, не так ли?) Я спросил, а видела ли она вообще в своей жизни хоть раз лётчика женатого? Оказалось, что лётчиков до этого она вообще живьём никаких не видела. Так что шутка явно не удалась. Оно и понятно – при всем при том русский-то у неё был где-то не менее как пятым родным после корейско-азиатских диалектов.
Тем не менее, с этим нужно было что-то делать. Но тут оказалось, что и к этой ситуации она заранее подготовилась. – Римма (так она представилась), хотя по мне так Римма там и рядом не лежала. Сплошная Чинара, от хентайской мордочки до шитых бисером тапок). Так вот она спросила:
– А где сейчас такой высокий чёрный парень? Конечно же это мог быть только правак Вася.
– Вася-то? Да вон он, спит уже. Будить бесполезно.
Здесь хочется сделать небольшое лирическое отступление.
Я не знаю, с какого такого бодуна принимающая нас сторона решила, что для нас “много водки мало не бывает”. И вот каждый вечер за ужином на стол выкатывалось пять поллитровок – по штуке на авиарыло. Не пить было нельзя (недопитая водка – плохая примета). Сами же бабаи́ практически не пили. Вместо этого они закладывали под язык такую зелёную гадость (насвай называется – пробовал я этот табак с куриным помётом – так вот “дурь”, это правильное слово). Короче, командиру – летать, у техника – печень, я – шланг гофрированный и тварь неблагодарная. Поэтому вся нагрузка падала на правого лётчика и механика. И они пили,
В общем, будить Васю было бесполезно. Впрочем, Римма наверняка догадывалась о причинах сей богатырской усталости.
Но план ею, по-видимому, был проработан до мелочей:
– Мы приглашаем вас в гости в выходной.
– Кого и куда?
– Тебя и Васю, к нам домой.
– А мы – это кто?
– Я и моя сестра Лина. Вечером мы придём за вами.
Настал выходной, хотя для нас это был обычный лётный день. Отлетали, отужинали в родной чайхане уже по темноте. С трудом отбились от косорыловки. Римма украдкой выглядывала пару раз из-за занавески, явно намекая на то, что продолжение следует. Подойти к нашему столу ей не позволяли традиции.
Но вот мы, наконец, дома. Быстренько намыливаемся с Васей на выход. Тут и наши гюльчатайки подруливают. Машут рукой, чтоб следовали за ними. Крадёмся сзади них какими-то тёмными задами в полную неизвестность. Конспирация! Останавливаемся и ждём в кустах у какого-то барака. Лина остаётся с нами, Римма исчезает в темноте. Вскоре она появляется на крыльце и машет нам рукой. Войдя в дверь, мы оказываемся в кромешной тьме. Нас ведут под руки, по-видимому по длинному коридору. Я боюсь зацепиться за какое-нибудь оцинкованное звонкое корыто или врезаться лбом в угол шкапа.
Наконец заскакиваем на неярко освещённую кухню, пролетаем через неё, и оказываемся в подобии спальни. Стены в коврах, человеческий стол (а не узбецкий подмосток), на кровати спит пацан лет десяти. Девки приносят нам с Васей по стулу, всё делается молча, затем обе исчезают в лабиринтах своего логова. Начинается тягучая неизвестность. Проходит пятнадцать минут, полчаса. Никого нет, только пацан посапывает. Выглядываю на кухню – пусто. Примечаю на стене набор из ножей, стандартный такой советский – там есть топорик с отбивным молотком, и я как бы приноравливаюсь схватить его, вдруг чего. Как-то мало похоже это самурайское жилище на привычную русскую хату.
В конце-концов, где-то через час, появляется процессия: девчата впереди, при полном параде (белые блузки, на одной – короткая юбка, на второй вообще шорты. В Узбекистане! В кишлаке!!! Идут торжественно с какими-то подносами, а позади них... тут я и про топорик совсем забыл... идут два головореза, два Ибрагима бритых, накачаных, оба в белых майках, мускулами поигрывают. Мама, прощай!
Вася тоже в изумлении до полных штанов. В непонятках смотрит на меня, как на организатора банкета: мол, что за маскарад? Но тут, как по мановению волшебной палочки, на столе появляется водка, свежие овощи и фрукты, в центр водружается жаровня с диким ароматом шашлыка. Дамы разливают – нам с Васей по полному гранёному, себе – на дне, а у громил даже стаканов нет.
Подумалось – как банально и предсказуемо всё в жизни – день заканчивается ночью, утро рассветом, а наш дикий загул закончится горьким похмельем. Ладно, надежда лишь на то, что даст Б-г зарежут не больно!
Пьём за знакомство, до дна. Пошла, аки вода. А закусь знатная. Мясо с картошечкой изумительное. Плов наш аэродромный (о нём позже) и рядом на одном гектаре не лежал. Ну и разговор вроде начал завязываться:
– Мы Коля-Вася, а вас-то, парни, как звать?
– Так-то и так-то.
– А не пьёте почему?
– Ми руски не панимай.
– Девушки, чё такое?
– Да это наши братья, они по русски плохо говорят. Корейцы мы. И водку не пьём. Совсем. С вами вот, чуть-чуть только.
– Ээ-э, вон оно чо!
Тут нам с Васей вторые двести на грудь упали. И ни в одном глазу, но стресс ушёл. И с топорика я взгляд свой убрал. Разговоры пошли, за жисть в основном. Как живут они тут своим табором, как тяжело в поле работать, и как бы хотелось свалить подальше, в городской квартире пожить. Муж, семья, дети. Без кокетства, основательно и деловито.
Тут дело уже к утру клонит. Вышли на улицу, идём в нашу сторону, мирно беседуем. Я и Вася локоть к локтю в центре, дамы под ручку нас держат, братцы с боков их подпирают.
Тут Лина явно главный свой вопрос мне задаёт:
– А ты женат?
– Я?
– Да, ты.
Я ожидал, что вопрос этот будет мне задан, вот только не знал, как ответить: сказать честно или правду? И вот тут я обращаюсь главным образом к читательницам: освободите пожалуйста меня от романтики, от всех этих розовых соплей и страданий. Огонь не горел в моей груди, да и последствия были предсказуемы. Честно или правду – ответ один:
– Да.
И тут эта история только начинается. Потому что Вася, на тот же вопрос, честно соврал Римме словом НЕТ!
И я теперь в стороне. С этого момента главный герой художественного произведения – Вася, огурец он ёёё малосольный!
продолже... нас ещё ждёт многого веселия
Вот и ага!
ЧАСТЬ II.
КАК Я СЪЕЛ СОБАКУ
Немного лирики.
Ещё яркое заравшанское солнце не успело осветить макушки белоснежных хлопковых бутонов, как наша Аннушка
Сельхозавиация в действии (Спасибо тебе, Сергей Коновалов)
Напомню, что я по профессии и по жизни своей совсем не пилот, в авиации я лишь лужý, паяю, самолёты починяю (последующее борт-инженерство было лишь подтверждением присказки "руки в масле, нос в тавоте, но зато в Воздушном Флоте"). За штурвалом самолёта же я оказался по очень простой причине – Вася в этот день заночевал у своей красавицы Риммы, и к отъезду экипажа на аэродром просто опоздал.
Я, конечно же, самолёт не пилотировал – командир Витя Феленко туго знал своё дело и без сопливых. Меня же он посадил на правую чашку затем лишь только, чтоб "голова торчала" на случай приезда мало ли кого. Хотя припахать всё-же умудрился – на "гонах" мне нужно было по его команде открывать в начале поля, а затем закрывать в конце, клапан сброса химиката. Высота над полем была 8-10 метров, весь полёт состоял из нескольких заходов и продолжался минут по 15. Что сразу же удивило – это ханумки-сигнальщицы в начале и конце поля, отмечавшие границу обработанной части красно-белыми флажками. Они едва успевали отбегать из-под шлейфа. На них были целлофановые мешки, головы обмотаны платками. Совершенно спокойно подумалось: "Долго не проживут".
Нет даже нужды говорить, что обстановка на уборке хлопка была как на войне: шла битва за "белое золото". К примеру, на каждом столбе вдоль дороги были прибиты специальные ящички, в которые любой путник мог складывать вылетевшие из грузовика комочки ваты.
Или: на краю нашей взлётной площадки было воздвигнуто некое подобие туалета, сразу за ним начиналось хлопковое поле. Очень удобно было использовать белоснежную вату в гигиенических целях. Однако, когда туда вдруг занесло нашего "начальника аэродрома", раздался громкий вах-вах, экипажу были предъявлены вещественные доказательства диверсии и обещан расстрел через повешение. А за толчком после этого появилась братская могила бесславно окончивших свой путь коттонов.
Вообще, там все местные были "начальниками". На аэродроме у нас даже самый последний чурка, носивший воду из арыка и готовивший раствор, и тот был "начальником помпы". Начальников же повыше, из тех, которые приезжают на машине, звали "раис". Раис обязательно должен быть в пиджаке, недосягаем, пузат и важен. А любой дед, включая выживших из ума стариков, насквозь пропитан восточной мудростью. Такая вот субординация и выслуга лет.
А о степени ядовитости раствора говорит случай следующего содержания: "начальник аэродрома" каждое утро приезжал на работу на ишаке. Ишака он привязывал возле будки, и целый день занимался тем, что ничего не делал (вернее – делал важный вид). Ишак же его, то ли от скуки, то ли от жары (а мне кажется, для призыва ишачихи противоположного пола), где-то к послеобеду начинал истошно орать. Вскоре это порядком надоело Толе, технику самолёта. Он нарвал букет колючек, обмакнул его в бак с готовым раствором, и отхлестал осла по морде до наступления тишины. Не успел он отойти от животного, как этот горлан ушастый завалился набок и стал исходить пеной. "Старший по помпе" на полном подрыве стал пробуждать отдыхающего после плова хозяина. Вдвоём они кое-как дотащили почти уже бездыханное тело до арыка и занялись процедурами внутреннего и наружного промывания. К счастью, труп очнулся; хоть и осёл, но впредь науку понял и не орал боле. Авианачальник же с техником отныне стали непримиримыми друзьями.
Мимоходом хотелось бы полнее осветить тему нашего питания. Я уже упомянул, что обильные обеды с возлияниями нам предлагались ближе к ночи. Утром же выдавалась лепёшка на каждого, плюс немного винограда. После жарких дискуссий, чуть было не дошедших до натуральной забастовки, мы добились выдачи молока, положенного на химработах за вредность. Молоко оказалось верблюжьим.
В обед привозился плов. Плов был вкусный, спору нет. Вот только чувствовали мы себя над ним, как тот журавль из басни над лисьей тарелкой с кашей: мясо было хитро упрятано внутри блюда; ни вилок, ни ложек не полагалось. Бабаи ловко запускали свои жирные немытые пальцы (они их никогда не мыли, зато часто облизывали) в самую гущу, как-то по-особому наминали порцайки, таким образом кушанье уже через пару минут переставало даже пахнуть мясом. Попытки бастовать не увенчались успехом (хотя ложки в конце-концов выдали).
Ещё туземцы после сытного обеда имели обыкновение закинуться какой-то отравой. Из кисета или эдакой сушёной тыковки (напоминавшей мне российский мерзавчик) в рот засыпалось некое серое вещество, и через пять минут перед тобой уже сидел натуральный болван с бычьими глазами, явно смотрящий мультки в своей собственной башке и не реагирующий на внешнюю среду. На мою просьбу отведать продукта, начальник аэродрома мудрёно отвечал, что данное снадобье есть лекарственный препарат настройки сознания, показанный аксакалам и святым, но не религиозно неверным юнцам и прочим шайтанам.
Да вот, раз уж о местных особенностях: В начале, едва только прилетев в Самарканд, собрались мы на осмотр местных достопримечательностей. Тур начался с посещения близлежащей чайханы (сказать по-правде – ею же и закончился). Бывалые уже в предыдущих экспедициях авиаторы заказали для начала по бутылочке Чашмы (портишок местный) и по кебабу. Сели под чинарой во дворике, арык журчит, баранинка ноздрю щекочет. Рядом узбеки чайком балуются: опрокинут пиалушку – рукавом халата занюхивают. Оказалось – водочку в чайнике прячут, чтоб Аллах не догадался.
Спустя погодя, и я извиняюсь за подробности, приспичило меня по малой – чашомка вскипемши запросилась на выход. Спросил у хозяина направление, и был отправлен за угол в арык. Прибыв по указанному адресу обнаружил, что место занято. Сидит пацанчик, ноги в воде, режет мясо на асфальте и полощет его в этой канаве! Я тогда было засомневался в полезности узбекских кебабов, но позднее был информирован, что там иной мир и другие законы: вода, перетекшая через три камня, становится чистой.
Но арык я всё-же осквернять не решился, опроставшись чуть рядом.
Вернёмся, однако, на наш хлопковый аэродром. Что-то где-то не срослось, и в цистерне на площадке внезапно закончился бензин. Покуда обоз двигался в нашу сторону, гостеприимные хозяева решили вывезти себя и нас на природу. Поехали на водохранилище. С собой взяли ящик водки и хлеб, сказав, что остальная закусь будет на месте. Я не сомневался, что зарежут барана.
Однако вместо барана нас ожидала безбрежнная лагуна мутных коровьих урин, куда узбеки немедленно погрузились и принялись откисать. От предложения присоединиться мы, экипаж, скромно отказались. Наконец один из туземцев расталкивая коров, побрёл в глубины, в то место, где поверхность вод была неспокойна, где пучину пучило. Назад он возвратился с двумя толстолобиками впечатляющих размеров.
На наше "чо за ёх-монах", последовал рассказ о том, что водоёмы ихней пустыни просто переполнены рыбой. И быть бы раю земным, кабы не шпионы-вредители,
Потому-то я при последующих командировках в Ташкент никогда не покупал домой и не ел под пиво копчёного толстолоба, коий являлся вторым после дынь сувениром с Алайского базара (кто был – не забудет).
Чтоб не тянуть кота за все подробности, скажу, что сюжет-то с пикником мне был необходим лишь для того, чтобы констатировать получение нашим механиком инвалидности.
Как было? Да сварили этих толстолобов в цинковом ведре – кипятили долго, чтоб клеща убить, а потому было время водочкой пригрузиться, и это по жаре. На беду, Мишка-механик куда-то резко сорвавшись по нужде, зацепился штаниной за от ведра дужки крючок, щёрт его побъери! Вся уха оказалась на его ноге.
С сего момента он лежит у нас в санчасти (т.е. находился дома, на своей кровати). Вы же не забыли, что мы жили в медпункте?
Так, к пилотированию вернёмся?
И с этого же момента, у Васи руки уже не тоскуют по штурвалу, ибо он всецело предался неземной любви.
Вечером на её крыльях он улетает к возлюбленной прямо из заруливающего на стоянку самолёта, утром с петухами едва поспевает на первый отрыв колёс.
У него начался настоящий медовый месяц – молодая невеста отдалась ему полностью и без остатка. Я опущу интимные подробности, в курсе коих мы всё-же были, (и теперь уже из первых рук могли получить ответ на вечно живой вопрос про нерусских о вдоль или поперёк например).
Он с вещами переехал в её корейский барак. В той комнате по-прежнему спал пацан, брат Риммы, так что им приходилось кувыркаться на полу прямо посреди комнаты, клепая крылатых бойцов для Советской страны, н
Ну а мы с техником пашем как негры, попеременку катая двухсотлитровую бочку с бензином к помпе у арыка, накачивая лiтак топливом и отравой в два шланга.
Иногда подъезжают какие-то люди, просят бензина, дают (нет, они сами, мы не просим!) аж 5 рублей за двадцатилитровую канистру. На жаре это тоже был труд, никак не отдых. К слову, на Украине за канистру и рубль-то не всегда давали – приходилось излишки (от приписанных полётов) сливать в лесопосадке.
Вскоре полёты снова встали, опять из-за бензина. И тут вдруг приезжает на УАЗике (советский госавтомобиль, который не застрянет и там, где танки не пройдут) грозный Раис, весь из громов и молниев и Зевсу подобен. Он отвёл командира в сторонку и по восточному изощрённо стал его, по-местному говоря, манать.
Командор потом рассказывал, что в его речи слова Родина, саботаж, тюрьма жирно подчёркивались красным. Достигнув удовлетворения в этом акте, Раис обмяк, расслабился и стал шарить глазами по аэродрому. Его глаза остановились на мне, я так думаю что на самом нижестоящем и бесправном члене экипажа, которого он смог бы обогреть своей отеческой заботой. Подозвав меня пальцем, обнял как родного и повелительно сказал:
– Дарагой, (как твоя семья жена дети тёща как дела как здоровье) Заправ бензин моя машина.
– Дык ето... Нету... И Вы же сами...
– Ну-ну, прервал меня мудрейший. Скажешь Виктору, пусть не волнуется. У нас так положено.
– Спасибо.
– Завтра начнёте летать. Бензин уже едет. А сегодня – пить арак (водка) и отдыхать.
Раис подался удостаивать собой чести работников аэродрома, которые всё это время робко выглядывали из сарая.
Залив бобику полный бак и канистры (чем обескровил родимую ласточку по красны лампочки) прям на виду у всей этой братии, доложил личному шофёру (а как же!) о готовности. Тот пошёл приводить взад босса, уже явно угощённого продуктом из мака.
Летали на всех парусах, стремясь впихнуть три продлённых саннормы налёта в полтора месяца командировки, каким-то хитрым образом растянув часы на сентябрь-октябрь-ноябрь; моя техническая зарплата также зависела от налёта. Сначала опыляли поля целиком, квадрат за квадратом. Потом принялись только за поля вдоль трассы. Наконец, поступила команда пройтись по два-три гона только по трассе. Это означало, что едет руководство из самого Ташкента и нужно отрапортовать, что план перевыполняется. Этого никто не скрывал. Команда прозвучала из уст председателя нашего колхоза им. Карла Маркса (лучше уж РабиндранатТагором назвали, как в анекдоте (ищите сами) героя соцтруда Кумакова, известного не только, но и; (потом ещё по телевизору фильм об етом колхозе был, такшто прикоснулись и мы к великому).
Но тут (и без этого наша жизнь становится пресной) случилось неожиданное.
По-видимому, по докладам успешно завершённая дефолиация требовала вывода авиации на место базирования. И в один прекрасный и вполне себе солнечный день, как гром средь ясного неба поступает радиокоманда бросать полёты и всей группе срочно собраться в Самарканде.
– А у нас ни машины ни телефона, один полумёртвый осёл за сараем.
– А вещи и механик в отеле.
– А надо в контору подписать командировки.
Витя ловит попутку и галопом скачет в гостиницу с приказом Мише собирать вещи и рейсовым автобусом хромать на Самарканд.
Потом до конторы. Всем членам ставят прибыл-убыл, налёт космический подписывают не спрашивая.
– Так, необходимо сверить фамилии по паспортам, дайте сюда.
И тут командир собственными глазами наблюдает, как тётка заинтересованно листает Васин паспорт.
– Женат! – отчётливо произносит она.
Витя сгребает документы и на всех парах несётся на вылет, ибо время уже просрочено.
А тут... тут таки да! Разыгрывается очередная драма.
Узбеки, увидев, что мы загружаем из сарая наши (купленные и обменянные на бензин) восточные дары*,
из восточных сладостей например, запомнился Курт. Это такие белые каменные солоноватые шарики со вкусом творога. Узбеки шутили, что женщины сидят и целый день катают их подмышкой.
поняли, что самолёт срочно улетает. А в цистерне оставалось ещё тонны две горючего, который мы и не думали заливать себе, зная что в Самарканде на перелёт зальют по пробки. Вот тут-то узбеки стаями, с вёдрами и канистрами стали слетаться и окружать цистерну. Наше предложение купить хотя бы по рублю они гордо отвергли, поскольку через полчаса это должно было бы перейти в их собственность. И “начальник аэродрома” стал уже выстраивать очередь за его будущим товаром.
Тогда Толя достаёт из самолёта своё охотничье ружьё (которое всегда висело на виду напротив входной двери и которое он, как законный охотник, взял с собой в надежде поохотиться на сайгаков, что случалось в его прошлых командировках) и предлагает оптовую цену, чтоб мирно разойтись. Никаких движений.
Принимаем решение ждать командира.
И командир не замедлил.
– Взлетаем?
– Взлетаем!
Вася запускает двигатель. Толя решительно идёт к цистерне с ружьём наперевес.
Узбеки сжимают кольцо.
Раздаётся выстрел в воздух. Узбеки разбегаются. Толя открывает кран, топливо струёй толщиной в руку льётся в песок. Дулы двустволки направлены прямо на кран. Толя медленно пятится к самолёту. Я прячусь за его спиной, помогая отслеживать обстановку. Минуты кажутся часами, песок не успевает впитывать реку. Наконец струя истончается, мы запрыгиваем в уже рулящий самолёт и взлетаем прямо от сарая.
После перелёта и сбора, часть авиаторов группы, освежившись благотворной Чашмой после принудительной интенсивной водочной терапии (выяснилось, что гостеприимство для всех экипажей было традиционным), выехали на культурную программу, заключавшуюся в осмотре местного универмага (я удачно отоварился дефицитными детскими колготками для будущего ребёнка) и Регистана (ой не буду рвать сюжет, отметив тем не менее, что, несмотря на красочные открыточки и буклеты, которые я прикупил для похвастать, этот памятник средневековья на то время представлял из себя отхожее место). Осмотр самого города вылился в проход через какие-то дворы с глиняными стенами и аксакал, лежащий на голой сетке солдатской кровати и слушающий по транзистору персидские напевы.
Вернувшись в аэропортовскую гостиницу, обнаружили там механика, сидящего на глубокой измене (чессказать, тогда это выражение, описывающее состояние ужаса в глазах, ещё не появилось). Он рассказал следующую историю:
Преспокойно собирая экипажные сумки до кучи (задача облегчалась тем, что Васин командировочный портфель оставался на дорогую память Римме), а вечерний рейсовый автобус останавливался на той же площади, где и располагался наш глиняный Хилтон, и ничего, как говорится, не предвещало, в общем-то тщедушный Миша вдруг оказался перед лицом двух с треском ввалившихся в нумера бритоголовых басмачей, потребовавших предъявить им Васю. Мишка ситуацию оценил правильно, ибо для него вся картина была налицо. Басмачи же повели себя неадекватно. Один из них вытащил нож и толкнул Мишу на кровать. Сопротивляться было бесполезно. Потом Миша рассказывал, как он реально испытал чувство, что значит быть зарезанным.
Тем не менее, он кое-как сумел объяснить им, что Вася уже в Самарканде и при любых раскладах тут уже не появится. Вася йок, самолёт – Абад (Васи нет, самолёт – город). Братья поняли, на прощание поводили ножичком по Мишиному горлу (типа не зарежем Васю, ты будешь вместо него).
И точно: добравшись до аэропортовской гостиницы, первых, кого он встретил у входа, были наши басмачи. Они хитро улыбались, но тормозить его не стали. Вот в этом состоянии мы и обнаружили его в своей комнате по возвращении.
Поскольку я был в компании технарей, а лётчики тусовались своим табуном, они ещё не вернулись из турне. Встала задача предупредить Васю. Послали техника с другого самолёта оценить обстановку на входе, описав внешность разбойников. Оказалось, что они дежурят прямо у входа (и как это я незаметно проскочил перед этим?)
Я в это время, поужинавший стаканом вина (другой еды не было), к тому же закинувшийся за нижнюю губу, согласно инструкции, насваем, но вскоре выплюнутым в горшок с цветами, ибо он нещадно разъедал плоть (Насвай был полулегально куплен на базаре, как пример вещества с названием "наркотик", о котором на Украине поговаривали тихим шёпотом, но никто не видел). Запретный плод сладок, как вы знаете. Так вот я, на ватных ногах и с угаром под крышей, выпрыгнул из окна (благо, первый этаж) и ушёл в разведку на автобусную остановку.
Долго ли, коротко ли, но бродил я там часа два, обнюхивая каждый прибывающий автобус. Вдруг моё дежурство прервал сам командир:
– Эй, Колька, ты тут живой? Не зарезали ещё?
Думаю, что за шуточки.
– Да нет, говорю, живой пока. Ну а Вася-то там как? Как это вы толпой мимо меня проскочили?
– Так мы ж на такси! (Вот она, белая кость! Лётчик в командировке днём может кататься на такси, а вечером прийти к технарю просить жёваную шкурку от сала). А Вася у нас баиньки – дам ему завтра попилотировать на маршруте. До Нукуса 8 часов (а на Ан-2 нет автопилота). А братьев не, не видели.
И это была очередная загадка для меня. Скорее всего, даже увидев Васю, они не рискнули убивать его на людной площади в толпе его коллег.
Вскоре мы, весь экипаж, за исключением механика, мирно спали, набираясь сил на предстоящий перелёт. Механик же пошёл на регистратуру и попросил тётку закрыть гостиницу на ключ. Выслушав его рассказ о бандитах с ножами, едва ли она ему поверила, но на ключ заперлась.
Подъём был очень ранним, затемно.
И как говорят в подобных случаях, "каково же было наше удивление", когда в фойе мы увидели братьев, мирно спящих на диванчиках. Поскольку мы были первыми на выход, дверь была заперта изнутри, как было прошено!
А Вася? Вася предусмотрительно покинул гостиницу чуть загодя через окно вместе с Мишей. Я пёр на горбу Мишкину сумку.
Вася покидал гостеприимный солнечный Узбекистан налегке.
ПОСЛЕСЛОВИЕ, куда ж без этого
ВасяИмея характер поручика, упомянутого в начале истории, Вася просто не мог плыть ровно по течению жизни. Он быстро ввёлся в командиры. С дубами на фуражке он вообще смотрелся неотразимо.
Однажды, привезя из очередной командировки н
И как-то, в одном из наших разговоров с ним (уж не помню, где мы пересеклись), он с тоской говорил о желании метнуться в Самарканд и забрать оттуда покинутую девушку и своего сына (почему-то он был уверен, что у него есть там ребёнок).
Не знаю, исполнил ли он своё желание. Я завязал с полётами на химии, вскоре после того, как родился мой первый сын.
Тем не менее, привет Василий! Вдруг ты прочтёшь эту историю.
ВитяКомандир рос, как на дрожжах. С Ан-2 он вскоре перешёл на Як-40, а там попёр в командиры отряда, звена и ещё чего-то. Он был умным еврейским мальчиком с правильной украинской фамилией.
С ним я также участвовал в экспедиции в Белоруссию. Там тоже было весело, но всё было родное и даже предсказуемое. Но это уже сюжет для другой истории.
ТоляОчередная экспедиция в туркестанские края у него прошла более спокойно. Узбеки, в конце-концов, оказались покладистым народом, с которым обо всём можно договориться (особенно за деньги).
Удачной была охота на сайгаков. Летели в указанный район, находили стадо, стреляли, тут же садились и подбирали. Как видите это [древняя православная] старая русская традиция. Тема сайгаков, кстати, ещё долго всплывала среди технарей, и не только.
* подробнее – читай про ХИМИЮ в этой же главе
МишкаВскоре вернулся из авиационных механиков на завод магнитофонов Весна, где собирал суперсекретные радиолокационные станции разведки (а в авиацию попал по причине необходимости залечь на дно, причину не знаю).
Я уверен, что след от ожога у него остался на всю жизнь, так что о приключениях в стране чудес он помнит наверняка.
ЛасточкаВот сколько мне лет, я не помню, приходится считать. А номер этого самолёта назову, хоть ночью разбуди: СССР-35028.
Судьба его печальна. После капремонта в Виннице, где я принимал его собственными руками (расписался за соответствие формуляров и установил перед вылетом бортовые часы, как самый воруемый с самолёта агрегат (за мою авиационную карьеру я н
Тут же самолёт улетел в экспедицию в Ростовскую область. По прилёту на аэродроме их никто не встречал. Экипаж начал греться с помощью УСН (см. предыдущие посты для расшифровки).
Темнело. Командир (а это вам был не Виктор) молча сел в кабину, запустился и взлетел (один!). Через полчасика в клубах пыли приезжает гонец со словами "ваш самолёт упал". Едут на место (слава Б-гу аварии, не катастрофы). Лётчика, в сознании, уже увезли в больницу, самолёт – в гармошку. А он-то просто хотел потарахтеть над сельсоветом, да зацепился за тополя, делая разворот через правое крыло.
Четыре месяца больницы, четыре года тюрьмы.
и Ваш Покорный СлугаТУТ ВОТ есть фото карточка времён моей работы на ПАНХ. Я там слева, среди технарей оперативной смены стоянки Ан-2.
В
Путь мой к сияющим вершинам инструкторства и майорства, хоть и отрывками, но иногда в чрезлишних деталях, продолжает быть описываем здесь. История же спуска с этих вершин к дауншифтерству в канадском домике у моря ждёт своего часа.
Тем не менее, моя задница по-прежнему мелькает из под капотов хоть уже и вражеских самолётов.
СЮРПРИЗ
А где же про собаку? – спросит один из немногих внимательных читателей (а редкий чтец не утонет на середине моего поста).
Проницательный же читатель, я полагаю, обо всём догадался ещё по ходу моего изрядно запутанного изложения.
Однажды где-то в очередной командировке уже дома (по области), куда я прибыл подправить Васин самолёт, сидим мы в колхозной общаге и поедаем просроченный комбикорм, запивая сухомятку личнокупленной водкой. И тут Вася говорит:
– А помнишь корейское жаркое у Риммы?
– Как не помнить, лучшее жаркое, что я едал!
– А знаешь, из чего она его приготовила? Я начал догадываться, к чему клонит Вася.
– Из собаки?
– Ага.
И мы оба мечтательно вздохнули, возвращая в памяти тот незабываемый и романтический момент.
___________________________________________
как мы летели в страну Лимонию (и обратно).написать...
СОДЕРЖАНИЕ
Created by Nick Sorokin, June 2014