«   Листья желтые над городом кружатся... без потеерь, без потееерь...

Полёты над эпицентром Европы
C удобрениями на взлёт. Автор – интернет

вот вам, дорогие мои читатели, весьма романтическая история моей очередной командировки. На фоне серых рабочих будней тех лет она сияет в моей памяти ярким весенним пятном незабываемых приключений. И я до сих пор жалею, что я не кинорежиссёр. Какая бы вышла замечательная кинолента с титрами на весь экран: "фильм основан на реальных событиях".

  ЛЮБОВНЫЕ ХЛОПОТЫ
Начнём, пожалуй, с романтического эпизода.
Итак, где-то в начале весны 1978 года пересекли мы пятью бортами границу Белоруссии. Все самолёты сразу же разлетелись по "точкам", т. е. по колхозам Могилёвской области. Я, как обычно, исполнял роль электро-радио мартышки. Поскольку я летел самолётом под командованием уже знакомого вам Вити Фeленко (см. "Как я ел собаку"), с его экипажем я и остался. Задачей группы было удобрение полей с воздуха, что в общем-то понятно по конфигурации аэроплана на прилагаемом фото (аэропыл в подбрюшье самолёта). Местом дислокации была площадка одного из колхозов Чаусского района.

Как обычно, организационные и бытовые вопросы этой экспедиция я опускаю.
Начну с того, что мы с Паштетом (авиамеханик Пашковский) намылились в сельский клуб вроде как в кино, но ввиду позднего окончания полётов успели в аккурат к началу танцев. Хотя день и был субботний, но не для нас – мы пахали небо от рассвета до заката без перерыва, ибо битва за урожай не знает выходных. Но мы не опоздали – главное мероприятие вечера было впереди.

На фоне мелкой школоты, разящих самогоном трактористов и навозных скотников мы с Паштетом резко выделялись своими голубыми аэрофлотовскими рубашками, свежевыбритостью и стойким запахом Шипра. Не мудрено, что девчат даже не надо было приглашать на танец, от желания потанцевать с "лётчиком" не было отбоя.
Вскоре средь остальных я выделил одну (тут надо упомянуть, что я к этому времени уже был женат, а Таня чем-то напоминала мне мою молодую супругу), так что я "прилип" к ней и танцевал её до окончания вечера. Таня училась в Могилёвском университете и на майские праздники приехала в родное село отдохнуть от учёбы, и как я понял, от своего парня тоже. В общем, общение наше протекало дружески легко, безо всяких намёков и недомолвок.

Однако это была лишь предистория.
И я мог бы благополучно забыть эту встречу, если бы...
в какой-то момент из динамиков не полилась песня "Листья жёлтые", обозначенная в моём эпиграфе. Татьяна стала пристально смотреть на меня, в её взгляде читался немой вопрос:
– Что? – спросил я.
– Не узнаёшь кто поёт?
– Неа. Верасы какие-нибудь?
В тот год эта песня, что называется, взлетела, и её пел буквально весь Союз.
– А ты прислушайся.
И она начала подпевть. Совпадение было удивительным.
– Не может быть! Очень похоже. Как будьто ты! Но как?
Ты угадал, это я!
И далее она продолжила свою историю, что поёт в ансамбле своего универа, и вот совсем недавно они выступали на могилёвском телевидении, и тут, на танцах, эта песня с кассеты звучит в её исполнении.

Танец шёл за танцем, мы болтали о том о сём – она мило щебетала о своём, а я молил небеса, чтобы вечер не кончался. Тело её источало свежесть, а цветы на её ситцевом платье пахли весной и незабудками. И это были не духи – так пахнет молодость.
А её кристально ясные голубые глаза! Именно за такие глаза Беларусь Зовут Синеокой...
И была в этом малая капля горечи, что это лишь очередное мимолётное увлечениие, оставившее, тем не менее, свой светлый след в моей душе.

Чёт навеяло: – помытые негритянки тоже иногда приятно пахнут...гуталином! – а ещё у меня есть обонятельная память. Хотя я давно уже потерял натуральный нюх, но если я хочу вспомнить, как пахнет то или это, я без труда могу представить себе желаемый аромат (главное, чтоб я был знаком с ним ранее).

Вечер закончился, и я пошёл провожать её до дому.
Как вдруг... Татьяна остановилась и сказала:
– Знаешь, давай-ка теперь я провожу тебя домой.
– Чо так?
– Да вон видишь, местная шпана на хвост упала. Хотят кулаки свои почесать. Тут обычай такой – танцы без драки – вечер насмарку!
– Дак эта, а ты как же?
– Со мной порядок, девчат они не трогают. Ты где квартируешь?
– Там-то и там-то.
– Далеко. Давай сделаем так: идём ко мне, ждём пока они угомонятся, потом ты смело пробираешься огородами к себе. Идёт?

Под пристальными взглядами банды Таня завела меня в дом, что был совсем неподалёку.
Заходим в сенки, и через большой проём (что несколько необычно) оказываемся на большой кухне с огромной русской печью посередине. На кухне сидит дед, похоже что подшивает валенок – что логично после зимы, прям по пословице "готовь сани летом..." Таня знакомит меня с ним. Дед говорит, что бабушка уже давно спит, не дождамшись внучки. Таня достаёт ужин из печи, мы о чём-то безмятежно болтаем.
Вскоре дед сообщает, что тоже идёт спать, Таня поднимается из-за стола, чтобы (вы)проводить меня за калитку. Улица ярко освещена луной, преследователей не видно. Прощаемся без сантиментов, я просто благодарю её за прекрасно проведённый вечер.
Домой иду, лязгая зубами от ночного морозца, хотя ещё недавно было жарко рядом с красивой девушкой.

Ничего особенного, однако, как я уже повторял не раз – это те моменты, кои я теперь вспоминаю дождливыми зимними ванкуверскими вечерами, грея свои старые кости у камина, закутавшись в тёплый клетчатый плед. И радуюсь тому, что мне удалось урвать у счастья ещё несколько светлых минут.

Напоминаю себе сделать такое фото с камином и пледом, в назидание потомкам о необходимости оставлять в жизни побольше моментов, которые будут греть потом не только кости, но и душу.


  ТРИ УЧИЛКИ.
Следующая ковбойская история не столь романтична, сколь смешна.
Как обычно, оставив лётчиков летать полёты, мы с самолётным механиком спустили наши попы с поводка на поиск приключений на них. И приключения-таки не заставили себя ждать.
Правду сказать, под видом досмотра достопримечательностей наш путь лежал прямиком в местное сельпо. Цель была одна – горячительные напитки.
По пути встретили гонца с лабаза. Он нёс на химплощадку срочную весть: в магазе случился предпраздничный завоз водки.
От загрузочной бригады был выделен посланец, мы упали ему на хвост. Действовать нужно было решительно, иначе вместо казёнки пришлось бы травиться местной чарвіўкой (да, мы пока ещё не знали, что домашняя, чистая, как слеза комсомолки, косорыловка, ценится дороже любой Столичной).
Как бы то ни было, мы затарились двумя авоськами поллитровок по 3,62.
В сельпо удачно познакомились с двумя девушками – они тоже пришли в лавку, чтобы как следует подготовиться к наступающим майским праздникам.
– Ой, а мы видели, как вы летаете! Так низко над землёй!
Начало знакомству было положено.
– А хотите поближе посмотреть? Приходите на площадку.
– Можно сегодня?
– Нужно! Чего ж тянуть резину в долгий ящик!

Возвернувшись на полевой аэродром, мы буквально через час видим, как по просёлку в нашу сторону пылят теперь уже три девицы. Вскоре, после сброса очередной порции удобрений возвращается и самолёт. Командир (знакомый вам уже Виктор Ф.) на просьбу "показать аэроплан", приглашает дам внутрь. Начинается светская беседа, в ходе которой выясняется, что девушки закончили пединститут и присланы в село по распределению. Мол, теперь вот сиди тут в этой деревенской глуши, где единственым развлечением является чтение книг, да пожалуй ещё просмотр фильмов в сельском клубе.
На возглас одной из них: "ой девочки, смотрите, сколько « часов»", Виктор начинает увлечённо рассказывать о всяких хитрых штуках в кабине. Но, видя, что назначение стрелочек и кнопочек им решительно неинтересно, заканчивает свой технический экскурс вполне логичным предложением "покататься".
Ну вот. Рассаживаем девушек "согласно купленным билетам": Сажаем Полненькую на палку... (в этой же строке позвольте дать вам некоторое техническое отступление):

нет-нет, тут вы совсем не то подумали: "палкой" зовётся стопор штурвала и педалей, устанавливаемый на стоянке для фиксации рулей от воздействия ветра, а также как противоугонка с навесным замком. Из-за хлипкости конструкции амбарный замок вместо стопора мог устанавливаться на Сектор Газа (рукоятка управления двигателем, (впрочем, ничего общего не имеющая с известной панк-рок группой или палестинской территорией). Так вот эта палка (без замка) вставлялась между спинок кресел пилотов, и летящий на ней вполне мог чувствовать себя Бортмехаником Ан-2.

Итак, мы усадили Полненькую на палку. Стройненькую, известный уже нам Паштет, выставил в проём двери кабины пилотов, прижимая своей грудью к спине Полненькой, а доставшуюся мне Синичку я определил подле первого правого иллюминатора на откидное сиденье, зацепив её руки за поручень, что идёт по всей кабине над илюминаторами (чтоб не хваталась в процессе исполнения трюков за воздух), и заклинил собою всю эту конструкию между бортом и конусом химбака.

После взлёта первым делом нужно было распылить загруженое удобрение. Самолёт сделал несколько плавных проходов над полем, точно следуя красно-белым флажкам сигнальщиков. Ничего необычного, но девчёнкам явно нравилось.
Но вот закончился последний гон, и тут командир даёт "газу до отказу" держа при том самолёт у самой земли. Максимально разогнавшись, резко даёт штурвал на себя. И тут даже я перестал понимать, что он стал вытворять в воздухе. Но с уверенностью могу сказать, что таким замысловатым фигурам высшего пилотажа его никак не могли учить в лётной школе. Мирно спавшая у химбака кувалда (для выбивания ненароком застрявших в баке комков химдерьма) вдруг ожила и стала елозить по полу из угла в угол на стремительных виражах, и даже угрожающе вспухать к потолку на особо крутых горках. Виктор знал толк в элементах аэробатики!

Чтож, как и следовало того ожидать, девчёнки моментально скисли. Бортмеханица обхватила второго пилота за талию и вскоре пала грудью на его колени, Стройненькая повисла на шее Паштета и стала как-то подозрительно сглатывать. Синичка же, закатив глаза, полностью ушла в аут. Я уложил её на сиденье, прижав бедром плотнее к борту, чтоб не скатилась на пол и не оказалась рядом с летающей кувалдой.
Вскоре стало ясно, что аттракцион пора прекращать.
Пилоты зарулили на чудом уцелевший пятачок зелёной травки сбоку нашего полевого аэродрома, поскольку основная часть загрузочной площадки была выжжена химикалиями до состояния атомной войны, и девушки рисковали утопнуть в этих соляных топях.

Первые две покинули самолёт на полусогнутых. Синичку же мне пришлось выносит на руках, так как она была в полуобморочном состоянии. Мы попытались договориться с ними на встречу и вечернее застолье, однако кроме "приходите сегодня вечером в школу", ничего конкретного добиться не смогли. Мы дали им возможность отлежаться на травке. От провожаний они категорически отказались.
По мне эта картина была вполне привычна – работая на пасажирском перроне Ан-2, я частенько наблюдал подобные выносы тел на свежий воздух. Правда там самолёты были укомплектованы [такими, знаете, характерными тёмно-зелёными] -пардон- "рыг-пакетами", что несколько облегчало желудок и общее состояние пассажира; сельхоз же авиация обходилась без них.

Короче, как притемнело, командир, Паштет и я выдвинулись на вечер встречи. С собой не взяли ни цветов, ни конфет, только три бутылки водки. Все остальные хлопоты по организации застолья мы подразумевали за хозяюшками.

Пару слов о финансах: В эту командировку я имел с собой заначатый в обложке паспорта "червонец", который планировал (как обычно) привезти обратно домой. Так что у меня в кармане не было ни гроша, только дежурный металлический рубль на пирожки, или для уплаты "За безбилетный проезд – штраф 1 руб" – было в те времена в общественном транспорте такое правило (а ездил я, как вы смогли догадаться, в основном зайцем). Кстати, деньги на водку были выделены из командирского фонда, (за оказываемую местному населению помощь, авиационным бензином например). В общем, какие там конфеты!

Школу и общежитие при ней мы нашли быстро. Стучимся в заветную комнату и ... тишина. С жизнерадостной счастливой улыбкой Виктор распахивает дверь... Эх, не хватит у меня уменья описать представшую пред наши очи картину: вместо накрытого праздничного стола нашему взору явились все три дамы – в кроватях, с мокрыми полотенцами на лбу и тазиками в изголовьях, на столе и стульях – пузырьки лекарств и таблеток. И слабый стон: "мальчики, приходите завтра".
Вот так покатались, называется!

И вот вам окончание, вернее мораль этой истории.
С грустью покинув испорченную вечеринку, я ничуть о том не жалел. Можно сказать, что в душе я был даже немного рад такому исходу. В ином случае этот вечер мог закончиться известно чем.
Глядя на Виктора, я также не видел разочарования в его глазах. Была даже лёгкая тень улыбки на его лице. И мне почему-то казалось, что он специально довёл этих училок до такого "оргазма". По крайней мере для них это был в своём роде незабываемый вечер, который они будут помнить всю свою жизнь. И возможно, пронеся сквозь года, будут пересказывать эту историю своим внýчкам, в романтических, конечно же, тонах.

– Водку мы тогда оставили дамам на "подлечиться". И не после укачалова, а штоб залили-таки свою извечную "женскую тоску по сильному плечу".

– С семьёй Виктора я был хорошо знаком, и если бы это "известно что" случилось, мне бы потом было неловко знать его секрет.

– Про Паштета я ничего уже не помню, но где-то в дальнем уголке моей памяти висит картина, на которой он просит правака "махнуть крылом" и сбросить вечерком букет полевых цветов из при-аэродромного лесочка во двор школы.

– А что же я? На то время я только что женился, и разве что мог бы позволить [пьяной] Синичке поцеловать себя в конце вечера. А ведь тётки-то явно приходили не только на самолёт посмотреть.

  Я МЕНЯЮ ЭКИПАЖ.
В следующем сюжете я решил выкопать из могилы истории ещё несколько эпизодов вопиющего нарушения правил полётов, свидетелем коих я был.

Так уж случилось, что вторую половину командировки я незапланированно провёл в другом экипаже.
Я знал от своих наставников, что командировок без отказов техники не бывает. И вот прилетело сообщение и по мою душу – на одном из бортов отказал авиагоризонт.

Случилось это на самолёте командира нашей запорожской группы по кличке Маршал (хотя слово "кличка" ему никак не подходила, скорее – прозвище, а ещё точнее – звание). Настоящую его фамилию я забыл, и не мудрено, ибо Маршал!

После хрущёвского разгона авиации, когда повыгоняли опытных боевых лётчиков, сократили авиаполки, закрыли учебные центры, немногим удалось остаться в авиации. Маршал был одним из них. Прозвище своё он получил за свой облик – высокий, статный, с благородной сединой, волевым подбородком и орлиным взором.
В армии до сокращения он летал на истребителях. И ему ещё повезло, что он сумел остаться лётчиком, пусть и на кукурузнике, скорость которого просто оскорбительна для аса такого класса. Это была безусловно харизматичная личность, непревзойдённый авиа хулиган и мастер на всякого рода выходки (хотя сами нарушители таковыми себя не считали). Но ведь известно, что лихие приключенцы существовали в авиации ещё со времён Чкалова.

Я помнил его ещё по работам на полях запорожской области, когда например в колхозной столовой молодки рвали ему рукава, чтоб затащить на кухню (и хорошенько там...накормить, я полагаю). В общем, есть чего о нём рассказать. Но это потом.

Ну так вот. Летит этот Машал на площадку, где нахожусь я. При этом набирает километра два высоты с тем, чтобы передать ближайшему диспетчеру на вышку что он ещё жив сводку о налёте, обработанных гектарах, наличии/отсутствии чего угодно, в общем это не важно. А важно то, что вместо дальнейшего плавного снижения по спирали, мы наблюдаем крутое пике. И как принято рассказывать в гаражных байках, стрелка указателя скорости идёт на второй круг (на самом деле просто ложится на упор за пределами шкалы).
Колхозники в ужасе пытаются бежать с поля. Я тоже чувствую панику, как в кино про немцев. Самолёт, пройдя на бешеной скорости над головами бригады, обдав нас тугой волной, свечой уходит вверх, зависает в воздухе и, развернув нос к земле, коршуном скользит вниз, затем одновременно с выравнием выключает двигатель. Аэроплан величественно приземляется почти без пробега.

Далее Маршал, окружённый восхищёнными крестьянами под предводительством местного Щукаря, отвечает на их вопросы:
– Скажите, а этот самолёт военный?
– Самолёт гражданский. А вот лётчик военный.
– Ага, гражданский-то он гражданский, (указывая на штангу ПВД), а пушечку с собою возите!
– И летаете по-военному. Войну-то мы помним! Но немцы тут так не летали.
– Да и посадка у вас не гражданская, короткая.
– А с десяти метров, например, слабó взлететь?
- Ну, отмечайте расстояние, попробуем, говорит Командир.

Толпа идёт делать отметку. Долго спорят, отмечать от колеса или винта. Делают отметку у шасси, также ставят пустую бутылку под винтом. Маршал раскочегаривает движок. В момент, когда дутик (хвостовое колесо) отрывается от земли, он бросает тормоза. Самолёт рвётся ввысь, но скорости для отрыва пока недостаточно. Маршал хитрит, качнув самолёт элеронами. Одно колесо отрывается от земли. Местные этого не замечают, тем более, что через несколько метров самолёт уже полностью в воздухе. Этого достаточно, чтобы выиграть спор. Хотя бутылку сдувает потоком, место отрыва колеса зафиксировано! Маршалу вручают приз – бутылку берёзового первача, которую он тут же жалует работникам загрузочной бригады.

Да, авиагоризонт же! Сразу по прилёту Маршала, ещё винт не успел остановиться, как я был в кабине пилотов. Таки да, при включеннном электропитании горизонт продолжал кисло лежать на боку. Однако не было слышно и характерного жужжания преобразователя. Немного понадобилось времени, чтобы смекнуть, что виноватыт щётки. Поскольку щёток в моём командировочном портфеле не было, я зело приуныл, ибо взять их было негде.

Помог Ваня Пономаренко – техник-бригадир нашей группы. В ихней слонячей тех-аптечке нашлись щётки к электрогенератору, которые я с помощью напильника (и известной матери) обточил до нужного размера, выправив тем самым этот не сложный по сути дефект.

Поскольку Ваню-бригадира нужно было забросить ещё на один самолёт, где для замены горшков могла понадобиться и моя помощь, таким образом я оказался в экипаже тов. Былкина.
А экипаж Былкина работал в Осиповичском районе (что порядким далеко от Чаусов), поэтому я так и остался в былкинском экипаже до конца белорусской экспедиции.

  9 МАЯ – ДЕНЬ ПОБЕДЫ.
Это серия миниатюр про жизнь экипажа этого самого Былкина в сельском детском саду.
Первый эпизод называется:

  Ещё один воздушный ас или Потерянные штаны.
Из хулиганства рождается мастерство – тов. Былкин любил повторять эти слова, сказанные кем-то из знаменитых авиаторов. И я с уверенностью могу сказать, что рядом с таким человеком никогда не бывает скучно.
В этой же Главе 3, (что вы сейчас читаете), в заметке про то, "Как я съел собаку", есть чуть больше слов восхищёния о воздушных выкрутасах тов. Былкина. (нетЪ – эта моя заметка (скорее всего) не была сохранена с одного из авиафорумов. Придётся писать заново...)
И пока я не забыл – этот герой носил гордую кличку "Майор Булочкин". Кто уже достаточно стар, но пока ещё не умер, бес сомнения (без сомнения) скажут, почему. Остальных посылаю прогуляться в Гугл, ибо Былкин был вылитой копией этого самого Булочкина.
Да и классику заодно посмотрие, чо уш.

  Былкин теряет штаны (аэропыл):
8 мая, как и полагается, был коротким днём. Завершением ремонта должен был стать облёт самолёта. Техник Ваня прогазовал движок и дал лётчику добро на взлёт. Погрузочная бригада уже начала разливать по стаканам, но вывалила из аэродромной будки, услышала звук собравшегося взлетать самолёта.

И вот воздушный ас уже в воздухе.
Набрав достаточно высоты, самолёт вместо плавного снижения вошёл в крутое пике. И тут произошло неожиданное – на выходе из этого пике, на большой скорости самолёт начал разваливаться на части. По-крайней мере так всем показалось. Однако же, завершив упражнение "мёртвая петля", самолёт, как ни в чём не бывало, грациозно приземлился на площадку.

Толпа в едином порыве ринулась заглядывать самолёту под хвост. Сомнений не было: он вернулся из полёта без "штанов". Манёвр в воздухе был столь энергичен, что крепление аэропыла (см. фото в начале) не выдержало, и он, как осенний лист, приземлился невдалеке на поле люцерки. Колхозные механизаторы сгоняли за потерей, тут же поехали в сельские мастерские, и ещё до наступленя темноты привели авационую матчасть в должный порядок.

Я бы и ничего бы и не писал бы по этому случаю, но тогда, в силу своей молодости, был в диком восторге от подобной авиационной романтики.

Следующий эпизод называется:
  Ещё о романтике:
Квартировал мой новый экипаж в обычном просторном сельском доме, оборудованном под детский сад. Обслуживали нас две работницы – совсем ещё юная, впрочем, моих лет, воспитательница (о ней чуть позже), и заведующая, а заодно и повар, молодуха лет под сорок, которая носилась электровеником от одного авиатора к другому с явным намерением затянуть кого-нибудь в свои сети. Я не знаю, по какой такой причине (то ли напор её был черезчур резким, то ли святой для белорусов праздник предписывал в этот день не любить, но нажраться до упора, только её выбор в конце-концов пал на Саню, экипажного механика – невзрачного мужичонку, абсолютно трезвого и молчаливого, ныкавшегося где-то за печкой с книжкой Пикуля в руках.
 * Саня тогда-таки не поддался, за что на следующий день всему экипажу был объявлен жэсточайшый продовольственный бойкот.

Саня Николенко. Человек загадочной судьбы: Белорусские приключения и жизнь героя до дурки и после. Человек явно лишку спирта хлебнул за свою жизнь. Как он сам говаривал: "если собрать всю выпитую водку – по ней корабли поплывут". Это было видно с первого взгляда – "по его морде словно танки ползали". Всё это были его выражения. В общем, вся его биография довольно занимательна, но я опишу лишь один эпизод:   Работал как-то до этого наш рядовой экипаж над полями одного из колхозов запорожской области, и вот заметили они, что механик ихний где-то запропал с площадки. Ну мало ли. Мож нужда у человека иль другая какая надобность. А тем временем, в аэропортовской медсанчасти нарисовался вдруг авиатор -"химик", с виду ничего странного, но как-то необычно выглядела его просьба: "Укоротите мне пожалуйста рукава на комбинезоне, а то голова болит, прям спасу нет." Без труда выяснив кто он и чей, позвонили его начальнику и на всяк случáй попросили прислать в санчасть пару крепких технарей, хотя на буйного он был никак не похож. Тут же оперативно вызванная из города бригада без шума и пыли свезла его в соответствующее учреждение. Долго ли коротко ли, но через некоторое время Саня вышел на работу. У командиров ребром встал вопрос: "А можно ли его выпускать в поля?", на что Саня сам заверил, что гарантирует своё беспроблемное поведение, и подкрепил свои слова справкой из псих-диспансера с круглой печатью. А тут как раз экспедиция в Бульбостан. Вот тут-то, в этой белорусской командировке мы с ним и познакомились. Поскольку механику на Ан-2 по должности необходимо было где-то раз в час дозаправлять самолёт бензином, и я, от нечего делать, помогал ему в этом, у нас была уйма времени для бесед. Оказалось, что свихнулся он не на почве пьянства, а от нервного напряжения, работая инженером в каком-то секретном ящике. Что интересно, жизнь свою он теперь разграничивал "до дурки и после". Оказался он человеком начитанным и хорошим рассказчиком. А мне было конечно интересно узнать, осознавал ли он в тот момент, когда просил укоротить рукава, что просьба его может показаться окружающим не совсем нормальной: "Я всё больше и больше стал понимать, что с моей головой творится полное говно. Но я не знал, к какому айболиту пойти, как ему объяснить свои заскоки. И я решил устроить небольшой спектакль – сымитировать одно из своих неадекватных состояний, и тогда меня по-любому отвезут в правильное место".. Кстати, этот свой "спектакль" он расценивал как нормальное (на тот момент) поведение. Молодец! Победить себя не каждому дано. В аэропору после этого Саня проработал совсем недолго – уволился в неизвестном направлении. Но ещё долго среди технарей ходила шутка: Если кто-то жаловался, что у него "башка трещит", ему хором отвечали: "Сходи в санчасть рукава подрежь!"

Ну вот, как всегда, стóит только отскочить от сюжета чуть в сторону, как вырисовывается другой, лавиной накатывающийся на предыдущий. А ведь замышлялся-то романтический рассказ о молодой воспитательнице (у которой "было за что посмотреть"). Но я попробую по-чеховски кратко:

Урожайные груди, гитароподобный стан:
Празднование Дня Победы происходило всё в том же нашем детском саду. После торжественного митинга у сельсовета колхозный люд вместе с руководством и ветеранами потянулся к ещё не накрытым столам. Но выпить уже "по пийсят" само собой разумелось. Настроение у всех было приподнято-кумачёвое, играла музыка, весенний воздух был пропитан весельем и радостью. "Кто сказал, что мы плохо жили?!!"

Наша воспитательница пришла с дочкой, которой было года полтора. А так как забот у женщин с праздничным обедом было выше крыши, а их папа очень быстро примкнул к компании, где наливали, девочка очень скоро оказалась под моей опёкой. На сей момент (как я уже говорил) собственный ребёнок у меня уже намечался, то я предался знакомству с новыми для меня отцовскими чувствами в полную силу.

Но эта история была бы не столь романтична, если бы я не рассказал, как же Я наслаждался присутствием её мамочки, её молодостью, фигурой и запахом деревенской свежести. Она нет-нет да и подбегала к нам справиться о делах, целовала нас обоих, а я как в зеркало смотрелся в её голубые глаза, широкобёдрые скулы и чуть приоткрытый призывно рот.

И нет, дорогие читатели, на этом я ставлю точку. Никакой порнографии, даже эротики, сегодня не будет. Вот это и всё. Но имено вот такие моменты в моей жизни греют порядком усталую душу...

И в качестве послесловия: сложилось ощущение, что белорусские девчата там сплошь недо любленные.

Вообще от работы в Белоруссии у меня тогда осталось море впечатлений. Например, про плавающий по весенним разливам трактор Беларусь...
Или про в усмерть пьяного деда (в чьей бане мы с удовольствием парились), и который босиком (на самом деле в рваных вязаных носках, почему-то?), на коняке, запряжённом в соху, делавшем борозду для посадки картошки на более чем гектаре своего огорода...
    всё это есть в моей голове, но моего пера ждут пока ещё более важные вещи...

* * *
Написание данного исторического исследования было прервано на
Добрый десяток лет по причине пошатнувшегося было здоровья автора.
И вот, "после тяжёлой и продолжительной болезни"...
Собрав волю в горсть и сжав зубы в кулак,
Сквозь пургу, огонь и черный дым,
Задорно напевая песенку про "помирать нам рановато",
Я иду на встречу с вами с клавиатурой наперевес!

Дружно поём песню "Молодость моя, Белоруссияааа..."